Отель `Трансильвания` - Челси Куинн Ярбро

Вошел лакей, и графиня умолкла.

— Чай, мадам, — объявил Полэн, ставя на стол английский фаянсовый чайник. — Мадемуазель будет пить его с молоком? — спросил он тоном, ясно показывавшим, насколько не по душе ему этот иностранный обычай.

— Китайский чай пьется без молока, — высокомерно произнесла девушка. — Тем не менее благодарю вас.

Полэн поклонился и вернулся к двери.

Мадлен не понадобилось много времени, чтобы смириться с неприятными новостями. Когда она снова заговорила, в ее голосе не было ни огорчения, ни тревоги.

— Слухи всегда только слухи, мадам. Но теперь я понимаю, почему мое поведение не должно подавать к ним ни малейшего повода.

— Вот и умница, — сказала графиня. Ее симпатия к племяннице все возрастала. Несмотря на свою юность и провинциальное воспитание, та вовсе не казалась ни глупенькой, ни наивной. — Я знала, что ты все поймешь.

Мадлен с аппетитом накинулась на пирожок с лимоном и, расправившись с ним, взялась за второй. Когда и с тем было покончено, она спокойно произнесла.

— Расскажите мне о Сен-Жермене.

Довольная, что разговор вернулся на безопасную почву, графиня рассмеялась.

— Он и тебя обворожил? Предупреждаю, что по нему давно и напрасно печалятся многие девицы и дамы.

Мадлен задумчиво прихлебнула чай.

— Я слышала, у него нет любовницы. Не из тех ли он мужчин, против которых вы меня предостерегали сейчас?

— Понятия не имею. Да это, собственно, и не важно. — Графиня занялась апельсином. — Тонкий ум, любезное обхождение! Разумеется, мы все очарованы. А какие дивные истории он рассказывал нам вчера! И эти глаза… В них просто тонешь.

— Да, говорил он вчера много, — заметила Мадлен, задумчиво постукивая ноготками по ободку фарфоровой чашки, — но так ничего и не съел.

— Ага, ты тоже заметила? Это одна из его причуд. Он никогда не ест в обществе. Я ни разу не видела, чтобы он взял что-нибудь в рот или выпил, хотя частенько сиживала с ним за столом. Думаю, граф так делает, чтобы лишний раз дать пенять окружающим, какой он загадочный человек. Меня же он уверяет, что просто стесняется своей неимоверной прожорливости, которая может всех от него отпугнуть.

Графиня расхохоталась, и смех ее был весел и беззаботен.

— Ужасно забавно наблюдать, как светские дурочки клюют на его любезности. Те, что еще не знают, что им не стоит принимать его комплименты всерьез.

— Разве его словам не следует верить?

В вырвавшемся у Мадлен восклицании прозвучало откровенное разочарование. То, что граф наговорил ей вчера, до сих пор отдавалось в ушах ее сладкой музыкой. Неужели же все это не более чем пустые дежурные фразы?

— Ну-ну, девочка, — усмехнулась ласково Клодия. — Все, что он нашептал в твои прелестные ушки, не расходится с его мнением о тебе. Граф большой ценитель прекрасного, ты произвела на него огромное впечатление. Я сама это видела, да и он успел мне сказать кое-что. Но ожидать какого-то развития ситуации — неумно и, в общем-то, незачем. В конце концов, никто ведь не знает в точности, кто он такой. Будет чрезвычайно досадно, если негодник Боврэ окажется прав и выяснится, что наш загадочный Сен-Жермен — всего лишь бродячий фокусник, а не заколдованный принц.

Мадлен машинально прихлебывала ароматный напиток, глядя перед собой невидящими глазами.

— Но он — граф, — возразила она. — Все так считают.

— Да-да, — графиня с серьезным видом кивнула. — Да и как не считать? Манеры его безупречны, костюмы изысканны. Ты бы видела, какой у него экипаж! А четыре лакея в роскошных ливреях? А шелковые жилеты? Он меняет их ежедневно и на моей памяти ни разу не показался в том, что уже надевал. Очевидно одно: кем бы он ни был, он сказочно богат. Помню, я чуть не ослепла, взглянув на его туфли.

Положив а рот последнюю дольку апельсина, Клодия добавила:

— В любом случае его общество ничем тебе не грозит. Совсем неплохо, если тебя будут с ним видеть, поскольку граф сейчас в большой моде. Главное, не переходи известных границ.

Мадлен сделала разочарованную гримаску.

— Я понимаю. Но все-таки неприятно — подозревать в блестящем аристократе плута.

— Я же не говорю, что он и вправду таков. Просто есть обстоятельства, дающие пищу сомнениям. — Графиня мгновение колебалась. — Ну, например, не странно ли, что у него абсолютно нет родственников? Родня есть у всех.

— Нет? — нахмурилась Мадлен.

— Нет, — подтвердила Клодия. — А ведь граф очень богат. — Она потянулась за салфеткой, лежавшей у нее на коленях. — Разумеется, он не француз, но никто из людей, поездивших по Европе, не может похвастать знакомством с его родней.

— Откуда же он родом?

Мадлен подлила себе чаю и протянула чайник графине.

— Спасибо, дорогая, не надо. Я не переношу чай.

Мысли графини унеслись далеко, потом вернулись к заданному вопросу.

— Где его родина, также никому не известно, одно очевидно: граф много странствовал и объездил весь свет. Его знание языков поразительно — он говорит чуть ли не на всех наречиях мира. С русскими он русский, с арабами он араб. Такое свойственно капитанам дальних плаваний или торговцам.

Она помолчала и с озадаченным видом добавила:

— Конечно, случается всякое, но я готова прозакладывать все свои драгоценности, что изысканные манеры не приобретаются на палубе корабля.

— Я слыхала, маркиза де Нуази давала графу свои бриллианты, и он их увеличил в размерах, — заметила вдруг Мадлен, водя пальцем по скатерти.

— Да, я об этом тоже слыхала. И не только слыхала, а сама видела эти камни — они определенно стали крупнее. Разумеется, граф мог бриллианты и подменить, но зачем это ему? Какая в том польза?

Она нетерпеливо встряхнулась, словно бы отстраняясь от всего сказанного, и совершенно другим тоном произнесла:

— Я собираюсь на прогулку и велела к полудню заложить экипаж. Если желаешь, можешь присоединиться ко мне. А к вечеру нас ожидают у герцогини де Лион. Туда, хочешь не хочешь, я повезу тебя обязательно.

Бросив рассеянный взгляд за окно, Мадлен покорно кивнула.

— Тетушка, располагайте мной, как вам будет угодно. Жаль только, что моя лошадка осталась в Провансе. Было бы так чудесно прогуляться верхом.

Вид у девушки был удрученный, и Клодии захотелось ее подбодрить.

— Ну, эту беду мы поправим, — сказала она. — Сама я трястись в седле не люблю, но для тебя в нашей конюшне сыщется какая-нибудь кобылка. Полагаю, ты сумеешь управиться с ней…

— О, безусловно, мадам! Моя Шани довольно норовиста, но мне всегда подчинялась. Больше всего я любила пускать ее вскачь. Ах, как это весело — нестись не разбирая дороги! Милая тетушка, вы просто чудо, и я вас очень люблю!